Тайны урановых рудников
Сегодня мы познакомим вас с книгой Райнера Карлша и Збинека Земана «Урановые тайны». Она вышла на немецком языке в берлинском издательстве Кристофа Линкса и рассказывает об истории советского–германского акционерного общества «Висмут». Этот гигантский добывающий и горнообогатительный комбинат был создан сразу после войны в Рудных горах Саксонии в восточной части Германии. Здесь в обстановке строжайшей секретности вплоть до конца восьмидесятых годов добывали урановую руду, необходимую для советских атомных бомб. Название «Висмут» носило, так сказать, конспиративный характер. И хотя профиль комбината был секретом полишинеля, а на Западе хорошо знали, что в этом районе расположены урановые рудники, которые эксплуатируются советскими специалистами, в печати ГДР о «Висмуте» долгое время практически не упоминалось.
За четыре с лишним десятилетия работы комбината здесь было добыто 220 тысяч радиоактивных элементов, из которых в процессе обогащения производился уран. Насколько была оправдана эта добыча в достаточно густо населённом районе страны? Урановые руды на территории Восточной Германии – бедные. Содержание урана в них составляет всего одну десятую процента, то есть один килограмм на тонну породы. В Соединённых Штатах на такие месторождения, наверняка, и внимания не обратили бы, сочтя их нерентабельными. Однако для СССР восточногерманский уран, несмотря на то, что его себестоимость была в десять и даже в двадцать раз больше, чем себестоимость сырья из более богатых месторождений, имел важное стратегическое значение. Наряду с ураном из «братской» Чехословакии он долгое время играл ключевую роль в советской ядерной программе. И, кроме того, себестоимость была в этом случае величиной чисто теоретической. Ни сами шахты, ни оборудование обогатительных фабрик не стоили ни гроша: все добывающие и горноперерабатывающие предприятия были объявлены советской собственностью. Да и рабочая сила долгое время была баснословно дешёвой, а то и вовсе бесплатной.
Правда, после смерти Сталина статус «Висмута» несколько изменился. Новый этап в истории уранодобывающего комбината наступил во второй половине 53–го года. Перемены были вынужденными: в июне во многих городах ГДР – сильнее всего в Восточном Берлине – вспыхнуло рабочее восстание, и лишь с помощью советских танков его удалось подавить. В Москве решили, что ГДР надо срочно оказать экономическую помощь, чтобы стабилизировать политически режим Ульбрихта. В августе 53–го года было официально объявлено о том, что Восточной Германии больше не надо выплачивать репарации. Разумеется, возвращать обратно демонтированное и отправленное в СССР после войны промышленное оборудование сотен немецких предприятий никто не собирался (какие–то немецкие станки тех времён работают на российских заводах до сих пор). Но было также более трёх десятков крупных предприятий, расположенных на территории ГДР и находившихся под советским управлением. Практически вся их продукция отправлялась в Советский Союз: это тоже относилось к репарациям. Так вот: заводы эти снова были переданы в руки восточных немцев. За одним–единственным исключением. Комбинат «Висмут» в договоре о возвращении «аннексированных» предприятий даже не упоминался. Лишь позже стало известно, что его преобразовали в советско–германское акционерное общество – цитирую – «на равноправных основах».
«Равноправие» это было понято весьма своеобразно. Вся продукция по–прежнему отправлялась в Советский Союз. Правда, уже не бесплатно. Но цена добываемого урана фактически определялась Москвой и была столь низкой, что это постоянно приводило к конфликтам на самом высоком уровне. Достаточно сказать, что и Вальтеру Ульбрихту и сменившему его на посту генсека СЕПГ Эриху Хонеккеру постоянно приходилось поднимать этот вопрос на самом высоком уровне.
Разработкой новых штолен, промышленным и коммунальным строительством занималась уже немцы, но уровень добычи по–прежнему определяла советская сторона. В 53–ем году было также решено, что через пять лет советского генерального директора «Висмута» должен сменить немец. Этого тоже не произошло. Вплоть до 1986 года во главе комбината стояли советские функционеры.
О них стоит рассказать подробнее. Особенно о первом, Михаиле Мальцеве. Это типичный сталинский выдвиженец. Родился на Украине. Учился в Днепропетровском энергетическом институте. Но инженером–электриком не работал ни дня. После окончания института в 35–м году Мальцева взяли в НКВД. В 41–м он уже стал начальником крупного лагеря под Калугой. На фронте не был, хотя и удостоен нескольких высоких наград и после окончания войны получил звание генерал–майора. Мальцев доблестно воевал в тылу. В 43–м его назначили начальником всех Воркутинских лагерей, заключённые которых добывали уголь в вечной мерзлоте. Смертность среди «врагов народа» здесь была выше, чем даже на Колыме.
Когда был основан комбинат «Висмут», Мальцев стал его первым генеральным директором. Подчинялся он не советской военной администрации, а напрямую генерал–полковнику Серову, ставленнику Берии в Восточной Германии.
Мальцев с его богатым лагерным опытом поставил работу «Висмута» на профессиональный уровень. К 49–му году шахты, склады, обогатительные фабрики «Висмута» (более ста объектов, в общей сложности) охраняли несколько полков НКВД. В начале пятидесятых годов – семь полков. Всю огромную территорию комбината (десятки квадратных километров!) объявили режимной зоной.
Дело было здесь не только и не столько в шпионах и саботажниках. Как отмечают и российские исследователи (в частности, историк Михаил Семиряга), «главное состояло в том, что сложилась напряжённая обстановка среди горняков. Их недовольство вызывали высокие нормы выработки, низкая зарплата, низкий уровень охраны труда (добывали–то урановую руду!), тяжёлая ситуация с жильём… Их раздражали придирки, грубость советских солдат…»
В общем, всё как в «родной» Воркуте. Вот только с «заключёнными», то бишь с шахтёрами, была проблема. Поначалу пытались нанимать добровольцев в лагерях для беженцев (в них в жутких условиях жили немцы, изгнанные из Силезии, Восточной Пруссии, Богемии). Но собранные таким путём люди, готовые даже на работу в урановых рудниках, чтобы прокормить себя и свою семью, для «ударной» добычи урана никак не годились: они были ослабшими от недоедания, большинство вообще не представляло себе, что такое труд шахтёра. В Воркуте всё же было проще: загнали бы под землю и учись профессии без отрыва от производства. Сдохнут – загоним новых. Стране нужен уран – и точка. Но в Германии Мальцеву и его подчинённым пришлось перестраиваться. Была организована смешанная система добровольно–принудительного набора. С шахтёрами заключали контракты продолжительностью от полугода до двух лет, им давали продуктовые карточки по максимальной норме, на льготных условиях предоставляли жильё (поначалу, правда, в бараках и переполненных поместьях), но те, кого это всё не соблазняло, всё равно не могли уклониться от работы на рудниках. Приём на работу в комбинат «Висмут» больше походил на мобилизацию в трудармию.
Ясно, что следствием этой мобилизации очень часто становилось бегство немецких рабочих из советской оккупационной зоны на Запад. Цифры, которые приводят авторы книги «Урановые тайны», кажутся невероятными, но с фактами, как говорится, не поспоришь: в 47–м году из трёх тысяч шахтёров, забранных по оргнабору на работу в рудники, около 2.700 – то есть 90 процентов! – убежали. Многие из них рассказали западным журналистам о тех ужасающих условиях, в которых приходилось работать на добыче урана, что, естественно, тоже никак не способствовало «популярности» «Висмута». Проблема была настолько серьёзной, что полковник Тюльпанов, возглавлявший отдел пропаганды советской оккупационной администрации в Восточной Германии, даже обратился по этому поводу к члену Политбюро Суслову. В конце концов, в шахты загнали немецких военнопленных. Называлось это «репарационной трудовой повинностью», и после отбытия такой повинности подневольных рудокопов отпускали домой. С военнопленными не церемонились. Их сурово наказывали за любую провинность. Но всё равно уклонение от работы приняло массовый характер. «Фашистское подполье, организованное фанатичными нацистами», на которое ссылался, объясняя это начальству, Мальцев, здесь было не при чём. Об этом говорит даже статистика НКВД. Из полутора тысяч шахтёров, на которые оперуполномоченные «Висмута» завели в 46–47–м годах уголовные дела, лишь пятеро обвинялись в «антисоветской агитации». Остальные просто отказывались идти в шахты.
Отказывались не зря. Опасность радиоактивного облучения и, различных лёгочных заболеваний была очень высока. Уже после объединения Германии, когда были открыты секретные архивы ГДР и люди смогли открыто рассказывать о «Висмуте», стали известны истинные масштабы этих заболеваний. С 1946–го по 1990–й годы в шахтах и на обогатительных предприятиях комбината работало, в общей сложности, около полумиллиона восточных немцев. Из них более пяти тысяч заработали здесь рак лёгких, пятнадцать тысяч – силикоз, ещё десять тысяч – другие тяжёлые профессиональные заболевания. А сколько всего умерло – установить точно уже невозможно, но, даже по минимальным оценкам, никак не меньше десяти тысяч человек. Чтобы наглядно представить себе, насколько была опасна работа в урановых штольнях Рудных гор, достаточно провести такое сравнение: среди тех, кто выжил в Хиросиме и Нагасаки после взрыва атомных бомб, заболевших раком было в процентном отношении меньше, чем среди шахтёров «Висмута».
Разрушительные последствия деятельности комбината для окружающей среды тоже будут ликвидированы ещё не скоро. Санация и рекультивация гигантской территории, подведомственной комбинату, не завершены до сих пор, несмотря на то, что после закрытия «Висмута» прошло уже больше десяти лет и работы идут полным ходом. Правительство Германии выделило на эти цели пятнадцать миллиардов марок. Между прочим, ни Россия, ни другие республики бывшего СССР в этом проекте никак не участвуют, несмотря на то, что «Висмут» был, напомню, советско–германским акционерным обществом и добывал урановую руду для советских атомных бомб. Сейчас значительная часть территории комбината хотя бы внешне выглядит довольно прилично, а ещё недавно здесь возвышались уродливые чёрные терриконы, напоминавшие египетские пирамиды. Руду, кстати, добывали, в основном, взрывным способом, что ещё больше увеличило масштабы экологической катастрофы. А была руда, как мы уже говорили, очень бедной. Её измельчали в мелкий порошок, а потом с помощью кислотных растворов «вытягивали» из него уран. Отработанную породу сваливали в гигантские терриконы, самый крупный из которых достигал 120 метров в высоту, а использованную воду и радиоактивные шлаки сливали в открытые озёра–отстойники.
Несколько лет назад, уже в разгар санации, я побывал в Рудных горах и видел, как выглядят эти отстойники. Группу журналистов, в которой был и я, высадили из автобуса на берегу озера Цвиртшен, расположенного всего в каких–нибудь ста метрах от деревни с таким же названием. Если не знать, что представляет из себя это озеро, можно обмануться его идиллическим видом: спокойная, ярко–бирюзового цвета вода, пологие, зеленеющие сочной травой и густыми кустарниками берега… Но всё это было окружено сплошным проволочным забором с жёлто–чёрными табличками «Осторожно, радиация!» Сопровождавший нас в качестве гида инженер фирмы, занимающейся экологической рекультивацией территории комбината, объяснил, что глубина этого отстойника составляет местами до семидесяти метров. И то, что мы видим, – вовсе не обыкновенная вода, а опасная радиоактивная грязь. Сейчас этого озера–отстойника, к счастью, уже нет. Его тщательно очистили, осушили, засыпали песком, глиной и специальной щебёнкой. А сверху нанесли ещё полтора метра плодородного слоя. Всё это засадили мелким кустарником. В таком виде бывшая радиоактивная свалка останется навсегда. Использовать эту территорию для строительства, сельскохозяйственного или промышленного производства в Германии строжайше запрещено.
В течение последних десяти лет было очищено, укреплено и наглухо законсервировано множество шахт, высушены и закрыты защитным слоем бывшие отстойники, срыты терриконы (породу ссыпали в гигантский карьер, который тоже предстоит полностью обезопасить), демонтированы производственные постройки… Значительная часть территории комбината так и останется пустырём: никогда больше здесь не будут стоять заводы, жилые дома, и никаких сельскохозяйственных культур выращивать здесь не будут.